📖 Липовый цвет сорок первого...
Когда мы первый раз чистили с женой унаследованную библиотеку, я эту книгу оставил из-за обложки. Листья показались какими-то милыми. Пришлось пострадать за свою сентиментальность.
Чтобы лучше понять произведение искусства, нужно понимать что-то и про автора. О нём нет даже статьи на русском языке, хотя он издавался на наши деньги в нашем издательстве.
Издавался он в серии «Молодые писатели». На сайте издательства даже об этой серии ничего нет, даже хотя они могли бы ради истории это организовать, но нашёл подборку на «Лайвлибе», вы почитайте фамилии авторов и аннотации! Так вот. Хотя автор вовсе и не молодой по тем временам — 40 лет, скорее уж начинающий. Но в любом случае, выпуститься неизвестному человеку в столичном издательстве — это суперсложно, нынешнее поколение даже не представляет, насколько.
В Википедии говорится, что автор — лауреат четырёх премий, которые получил уже на исходе жизни: имени Бачинского (США, 1998), имени Василя Стефаника (Ивано-Франковск, Украина, 1998), имени Олеся Гончара (Украина, 1999), украинского свободного университета (США, 2000). Ну вы понимаете. В статье не указывается почему-то, что у него есть ещё одна премия — Мирослава Ирчана (1974). Мирослав Ирчан — писатель-политик, при жизни издавался в Канаде и США.
Книга написана не на русском, потому что в выходных данных указано «Авторизованный перевод с украинского Юлии Верниковской». И хотя автор выражает ей глубокую признательность, мне кажется, что она не совсем справилась. Я давно говорю на русском и никогда не слышал, чтобы кто-то всерьёз говорил «берёзовая кора». Это возможно в детских прибаутках типа «Мама сшила мне штаны / Из берёзовой коры, / Чтобы попа не чесалась / Не кусали комары», но во всех остальных случаях это исключительно береста. В книге же совершенно без иронии написано:
Берёзовая кора, подсохшая за день, зашипела, вспыхнула, стреляя белыми, весёлыми искорками.
Понимаю, что в тексте используются слова типа «газда», «морг» (как мера площади), то, что они не переведены — помогает отразить атмосферу, такое уместно. Но «берёзовая кора»!
Если подобные небрежности автор мог и не заметить, то вот искажение замысла он бы точно бы не допустил. Поэтому всё, что касается стиля и содержания я отношу к Богдану Михайловичу.
Читать это невозможно. Пафос и надрыв. Образы вымученные, картонные интриги и страсти. Невероятный сюжет, в который я не верю. Не сопереживаю ни одному персонажу: ни положительному, ни отрицательному, ни рыбе ни мясу. Это книжный памятник графоману.
Принёс вам немножко:
«Родной мой, — говорил задумчиво отцу, — седина твоя и морщины, сгорбленная спина вечного помощника общества и глухота из-за молотилки, что ремнём затягивала да калечила, — всё-всё ради сына, весь труд вложил ты в мои книги… Ой, тато, когда же придёт день, о котором мечтаю?! Поздняя та расплата за бесчисленные чёрные наши дни?! — И, словно перебив себя, продолжал: — Не смотрите так горестно, тато, свой долг ещё верну… Ведь ничего-то вы в жизни не видели, кроме этого села, уезда да вспаханных шрапнелью чужих полей. Ничего не видели и не имели, а мир огромный! Оставите свою молотилку… Уедем далеко. И маму возьмём. Свет повидаете и город. Далёкий, белый-белый… У тёплого моря. Поживём там немного».
— Пошли, Данило, сахар сеять детям и внукам, которых ни у тебя, ни у меня не имеется… Зато у людей есть.
— История, говоришь? Ох,не всё забыто… Говори… говори… Тебе-то тридцать. Может, и я бы так сказала, но мне тысячи тысяч лет — вечность. И знаю: нельзя оспаривать или утверждать факты истории так неосмотрительно и высокомерно. Разве те, что в мировую гибли здесь, в своих болотных окопах, и те, что выжили чудом за колючей проволокой лагерей, — разве они, в жизни и в могилах, — забыли голгофу Равы-Русской?! Нет, не забыта она. Посмотри, какую необъятную тризну справляет ей весна.
Шагает вон, мелькая круглыми коленками, Зося Зелинская, лужи обходит. Девка в соку, словно гибкая берёзка, охваченная пламенем.
Всё помнит Ольга. И то, что хотела бы забыть… Помнит: минула после крещенья пятьсот дней, как пришла к ним Советская власть. Злобно сорвал тогда Сёмка листок календаря, сказал:
— Самое большее — ещё сотня деньков, и начнут подыхать. Больше мы, боженька, не вытерпим…
Понимаю, что из одного предложения или абзаца может быть непонятен весь ужас, что я пережил кумулятивный эффект. Но если внимательно посмотрите, то поймёте, что меня триггернуло вот в этих отрывках. К последней цитате комментарий оставлю. Не замечал, чтобы кто-то в обычной жизни говорил не «полтора года», а «пятьсот дней». Вот и вся книжка такая же.
И этого человека Москва издаёт тиражом в сто тысяч экземпляров. Я уверен, что у нас в стране в то время было кого печатать такими тиражами, но кто так и остался в рукописях. Родились не там и писали не о том.
Оформление
Дизайн книги оказался посредственным. От своих слов в первом абзаце я не отказываюсь, листья действительно интересные. Но они не отражают содержание книги ни по духу, ни по содержанию. Оформление само по себе, текст — сам по себе. Это плохой дизайн.
Выбор шрифта для заголовка несколько странный. Я не говорю о том, что он слишком декоративный, что у него своего рода обратный контраст: засечки жирнее, чем основные линии. Это из вполне легальной группы так называемых итальянских шрифтов, они использовались в основном как заголовочные (и на транспарантах ещё ими писали). У нас в стране имели широкое распространение в десятые-двадцатые годы. Потом их сменили более простые в изготовлении гротески. Здесь речь идёт о начале сороковых, отсылок к прошлому слишком мало, чтобы использование этого шрифта было уместным.
Обложка без целлофанирования, как и «Уральские сказы», например, поэтому та же проблема: истёртые рёбра и углы.
Свёрстано скучно с раздражающим нижним полем. Сносок почти нет. И почти все пришлись на одну страницу. Наборщик не задумался ни на минуту, как это можно было бы сделать аккуратно.
Бумага — первого сорта. Но, наверное, из разных партий, потому что иные тетрадки более гладкие. Форзац белый. Ну заголовок на титуле отпечатали зелёным, чтобы рифмовалось с задней обложкой. Могли бы форзац поинтереснее придумать.
Каптал пёстрый чёрно-белый. Красивый и хорошо рифмуется с корешком.
Эту книжку отдам даром, как и некоторые другие. Обратите внимание на большое пополнение в разделе «Иностранные языки», там всё отдаётся даром или по любой объявленной вами цене.
☉
Единоразово поддержать выпуск книжных рецензий — форма ниже, для регулярных автоматических подарков — Бусти (нужна регистрация). Для доноров есть бонусы.
