📖 Уральские сказы
Со сказами Бажова я был знаком с детства. Но мало что помнил, только ощущение того, что волшебное находится где-то рядом. Всегда любил магический реализм.
Что раньше, что сейчас есть люди, которые верят в то, что Павел Бажов — фольклорист. Что он перерабатывал то, что зародилось на заводских поселениях Урала, но только это всё не так, чего сам автор и не скрывает. Он действительно брал какие-то байки, образы, поверья, народные мистические объяснения синюшному болотному газу и другим явлениям природы, но сам придумывал сюжеты, в которые встраивал реальный материал. Для большего сходства он использовал огромное количество присловий, а также регионализмов и жаргонизмов.
Бажов — не фольклорист и не народный писатель, а номенклатурный работник. Посмотрите внимательно на биографию этого коммуниста — и вам всё станет ясно. Вот этот сборник сказов ещё ничего, более-менее нормальный, но если заглянуть в тот трёхтомник, что ещё ждёт своего часа, то это просто ужас какой-то — сказы про Ленина с суперсилой. Нет, такой фольклор нам не нужен.
Но и здесь тоже кое-что пролезло:
Ныне вон многие народы дивятся, какую силу показало в войне наше государство, а того не поймут, что советский человек теперь полностью раскрылся. Ему нет надобности своё самое дорогое в тайниках держать. Никто не боится, что его труд будет забыть илба не оценён в полную меру. Каждый и несёт на пользу общую кто что умеет и знает. Вот и вышла сила, какой ещё не бывало в мире. И тайны уральского булата эта сила найдёт.
Напрягает марксизм-ленинизм, который в отдельной сказке может быть и не заметен, но в массе — от него не спрятаться. Рабочие-то все молодцы, а владельцы заводов и разные управляющие — эксплуататоры. Недалёкие (или напротив, хитрые), жестокие, жадные. Фу, срамота.
И, конечно же, наши рабочие лучше зарубежных производственников:
Наши мастера тоже хвалят. А немцы разве поймут такое? Как пришли, так шум подняли:
— Какой глюпость! Кто видел коня с крильом! Пошему корона сбок лежаль? Это есть поношений на коронованный особ!
Вам не кажется странным, что европейцы, наверняка образованные люди, раз они в другие страны ездят, не знакомы с античным пегасом? Очень слабо, Павел Петрович.
Возвращаясь к марксизму. Есть мнение философов, что марксизм — машина по производству эмансипации. В этом плане здесь тоже всё в порядке. Сказы Бажова отличает субъектность женских персонажей. Их много, они принимают решения, берут ответственность, занимаются и «неженскими» делами. Феминизм.
Но какой-никакой, а талант у Бажова есть. Большинство тех сказов, что собраны в этом сборнике, было читать интересно. Ещё приятно, что они формируют цельный мир. Одни и те же персонажи переходят из сказа в сказ или упоминаются.
И этот талант Бажова ещё и продвигался государством (потому что и писал то, что нужно, и сам был старым большевиком-функционером), поэтому на Урале он получил небольшой культ. Который вырос в эзотерическое течение бажовцев. Это, конечно, не Мегре с его анастасиевцами, но всё равно явление удивительное.
Но вот сколько в этом таланте было самого Бажова — это вопрос. Почитайте статью Михаила Батина о Бажове и влиянии на его творчество Мельникова-Печерского.
Оформление
Издана книга отвратительно. Даже немного обидно за Павла Петровича.
На крышки использовался какой-то мягкий картон. На него наклеили просто бумажку с отпечатанным изображением, с подворотом. Но этот подворот не спас рёбра обложки от истирания, потому что эта бумага была без защитного покрытия, без целлофанирования.
Леттеринг на обложке скорее хороший. Буквы немного наивные, особенно в слове «сказы», но это здесь даже в плюс. А вот то, что полностью повторили букву П в инициалах — это в минус. Ну и, конечно, на обложке не должно быть никаких инициалов, только имя и фамилия.
Синий цвет блекловат и тонет на фоне каменных разводов. Если на передней стороне обложки это ещё не так заметно (линии широкие), то на обороте название издательства сливается с фоном, потому что слишком тонкие штрихи.
На корешке этот синий тоже оказывается неконтрастным по отношению к серому материалу и растворяется. Белый тоже взяли не кроющий и получился сероватый, но текст, написанный им, хотя бы можно прочесть.
Каптал зелёный. Тут хотя бы сообразили, что нужно делать.
Бумага второсортная, прошло тридцать лет — и она уже вся желтущая. Сама по себе и раньше была не очень приятная, рыхлая.
Гарнитура «Литературная», как водится. Вёрстка беспомощная. Посмотрите сами. Поля суперузкие. Зеркало набора нестабильное по размеру, и иногда номер страницы вторгается в область текста. Переносы какие попало. Отступы в подзаголовках в приложении по-дилетантски одинаковые сверху и снизу. Ощущение зажатости ничем не оправдывается, кроме попытки сэкономить бумаги, чтобы кто-то на предприятии получил какую-нибудь премию. А что — три лишние строчки на полосу, вот уже тысяча строчек, а это — десять листов на книге. При тираже в миллион — четыре с лишним тонны бумаги. Но это всё было возможным только при плановой экономике, когда издательства не беспокоила реальная коммерческая составляющая, они распоряжались не своими деньгами, а оперировали какими-то виртуальными деньгами, экземплярами. У них не было настоящей честной задачи продать книгу. И не было отсюда честной задачи экономить на бумаге.
Но самая большая недоработка — это вынесение объяснения отдельных слов, понятий и выражений, встречающихся в сказах, в отдельный блок, существующий сам по себе. Сказы не знают, что есть этот блок, блок не знает, что есть сказы.
Как я писал выше, в книге много слов, смысл которых не понятен. А определения им в конце есть не всем. И сталкивается читатель с незнакомым словом и листает, роется в словарике (ну это если заметил, что словарик есть, я вот не сразу понял. Так вот. Листает человек, чтобы найти нужное слово, а его там нет. Время потрачено, контекст чтения уже нарушен. А что можно было сделать, чтобы такого не случалось?
Во-первых, можно было слово, которое точно есть в словаре выделить, например, курсивом. Или при первом вхождении, или вообще всегда. Потому что запомнить все эти регионализмы, окказионализмы, жаргонизмы сложно, их слишком много. И маркер «Если не знаешь, что это, сходи в словарь» помог бы.
Во-вторых, можно было бы давать краткое определения прямо на странице, на которой впервые встречается незнакомое слово. Это не отменяет возможности иметь общий словарь в конце, где можно даже каким-то понятиям давать более полное определение. Например, в тексте сказа полоза определить как большую змею, а в конце — расписать подробнее (цитирую по книге): Полоз — большая змея. Среди натуралистов, сколько известно, нет полной договорённости о существовании полоза на Урале, зато у кладоискателей полоз неизменно фигурирует как хранитель злота. В сказах Хмелинина, как обычно, полозу присваюиваются человеческие черты.
Ну и в обратную сторону это тоже могло бы работать. У каждого термина можно было бы указывать номер страницы или просто название сказа, в котором он употребляется (вообще или впервые). Это могло бы помочь создать контекст, если бы читателю понадобилось лучше понять принцип употребления этого слова.
Эту книгу пока не продаю (хотя есть ещё одна Бажова в палехском оформлении и отдельный трёхтомник), но продаю некоторые другие книги.
☉
Единоразово поддержать выпуск книжных рецензий — форма ниже, для регулярных автоматических подарков — Бусти.
